Признание современного кинокритика в любви современной кинодиве
А вот, по аналогии с «Элизабеттауном», каким видит себя в жанре романтической комедии профессиональный кинокритик Кристоф Оноре, пишущий не куда-нибудь, а в «Кайе дю Синема». Конечно, зрители и коллеги по перу его окрестят «очередным образчиком унылого европейского артхауса», и будут правы, по большому счету. По этой же причине и я бы, скажем, не торопился снимать собственное кино, потому что выглядело бы оно так же предсказуемо. Хотя снято кино на славу, без дураков. Более того, нечасто снимающаяся Беатрис Даль здесь выглядит бесподобно и поразительно реально, как будто кино не о выдуманной Сесиль Кассар, потерявшей мужа, отдавшей ребенка подруге и пустившейся, как пишут в представлениях фильма, «во все тяжкие», а о вполне конкретной Беатрис Даль. После очень романтического захода, где Сесиль прощается с мертвым мужем (он нагой и на пленке, которая проецируется прямо на стену рядом с Беатрис (эффект очень простой и очень хорошо работающий) идут действительно вроде бы шестнадцать эпизодов из жизни вдовы - кто же их считать станет? Эпизоды перетасованы без какой-либо логики, как опять же кажется. Вот Сесиль Кассар ведет к себе домой двух незнакомых парней. Вот третий парень приносит ей елку с фонариками и украшениями, и предлагает встретить Новый год за месяц до его наступления. А потом этот же парень споет песню Анук Эме из фильма «Лола» Жака Деми в смешных трусах малинового цвета. И гомоэротичность, которой фильм пропитывается под конец, не отталкивает, а воспринимается как должное.
Потому что уже известно, что впереди Кристофа Оноре ждет фильм «Моя мать» с Изабель Юппер. И слыша на саундтреке гитарный шугезйинг от группы Lily Margot, даже не верится, потому что это именно та музыка, которая может примирить меня с темами смерти и секса – представьте себе Джейн Биркин или Нико на вокале у группы My Bloody Valentine. И почему платье красное в итоге на Сессиль Кассар, тоже понятно – поттому что она та самая pretty killer, про которую поется в песне. И почему голый Ромен Дюри в тех же малиновых трусах неподвижно лежит у потухшего костра. И на этом символизм в картине далеко не заканчивается. И пусть, возможно, какой-нибудь Франсуа Озон отснял бы подобный же фильм левой ногой, но и это не раздражает так сильно, как должно было бы. И, конечно, после которого вспоминать, что он кинокритик, не станет никто. Потому что кинокритики не бывают настолько кровожадными ублюдками, каким выказал себя в этом фильме Оноре. Кинокритики-то, по большому счету, парни миролюбивые.